ОТКРЫТИЕ В ГОРОДЕ НИКОЛАЕВЕ МЕМОРИАЛЬНОЙ ДОСКИ
ИСААКУ ЭММАНУИЛОВИЧУ БАБЕЛЮ, ВЫДАЮЩЕМУСЯ ПИСАТЕЛЮ, "ЛИТЕРАТУРНОМУ
ВИРТУОЗУ ОТТОЧЕННОСТИ СЛОВЕСНОГО МАСТЕРСТВА, ТОЧНОСТИ, ОСЯЗЯЕМОЙ ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТИ
ДЕТАЛЕЙ И НАСЫЩЕННОГО ЛАКОНИЗМА ЯЗЫКА".
23 августа 2001 года в городе Николаеве
на здании бывшего коммерческого училища имени графа С.Ю.
Витте, где в 1904 - 1905 гг. учился Исаак Эммануилович
Бабель в торжественной обстановке главой Николаевской областной администрации
Гаркушей А.Н., городским головой Чайкой В.Д. и инициатором увековечения
памяти И.Э.Бабеля в г.Николаеве - директором Николаевской областной дирекции
банка "Аваль" - Прудким С.В. была торжественно открыта мемориальная
доска великому писателю Исааку Бабелю, спустя десятилетия вернувшемуся
в маленький провинциальный город, улицы и маршруты которого привели будущего
писателя к письменному столу.
Всемирную известность великому писателю Исааку Бабелю принесли его популярнейшие "Одесские рассказы" и "Конармия" переведенные на десятки иностранных языков и помещающиеся всего в одну книгу. Его рассказы об одесских налетчиках, столь красочных, столь обаятельных, что даже самые дотошные моралисты не решаются сказать о них плохое слово - приобрели всенародную любовь, а обличие подлинного Короля Молдаванки, известного Бенциона Крика, за какового его считают по сей день, знают все читающие люди по обе стороны Атлантического океана.
Литературное наследие Бабеля - это богатейшее собрание шуток, афоризмов, анекдотов, и конечно же его божества - непревзойденного одесского юмора. Это был человек чрезмерно любопытный, остроумный, прошедший полную взлетов и падений большую жизненную школу и, следуя трагической иронии судьбы, оказавшийся в числе более двух тысяч выдающихся литераторов незаконно репрессированных и погибших в тюрьмах и лагерях, так и не дождавшись свободы. Обрастая легендами еще при жизни, Бабель дал обширный материал своим биографам. Он любил мистификации, "с помощью которых взрывал будни и серость в надежде на яркий , ослепляющий солнечный свет". И если бы его пристрастия к мистификациям со временем не пополнились гражданскими и политическими мотивами, судьба Бабеля сложилась бы совершенно по другому, но наверняка, это был бы уже другой Бабель.
"Он ни на кого не был похож, и никто не мог походить на него", - так характеризует Бабеля писатель Илья Эренбург. Бабель-личность настолько многообразная и противоречивая, что, вздумай кто-то подражать ему в одиночку не справился бы. Чтобы повторить жизненные роли, которые играл Бабель, нужна целая компания, куда входят тихий интеллигент, искатель приключений, ученый-исследователь, весельчак - душа застолий и чиновник НКВД.
Только дата его рождения, пожалуй, - единственный гладкий период его жизни. Исаак Бабель родился 13 июля в 1894 году в городе Одессе, в зажиточной и образованной еврейской семье. Старательно учился в Одесском коммерческой училище имени Николая Первого, потом в Коммерческом институте. Но именно, с местом его рождения и началом учебы и связан малоизвестный период его жизни в городе Николаеве. "Я родился … на Молдаванке, - писал Исаак Эммануилович , но в коротенькой конспективно изложенной автобиографии умолчал о том, что вскоре его семья переехала в Николаев, откуда вернулась только в 1905 году. А один лишь факт рождения на Молдованке и проведенные там несколько младенческих лет вряд ли генерировали скрупулезное знание реалий, печатью которых отмечены "Одесские рассказы". Трудно не согласится с тем, что замысел бабелевских рассказов родился на уже известной автору основе жизни именно города Николаева и его сердцу и эпицентру культурной и купеческой жизни - Соборной улице, где часами любил проводить время будущий писатель. Сенсационными являются архивные воспоминания Катаева, который у себя на даче, еще в те дни, когда был жив друг Бабеля и биограф - Константин Георгиевич Паустовский, уверял "что Бабель все выдумывает, нельзя верить ни одному его слову. В том что Бабель родился в Одессе на Молдаванке - это тоже мистификация, на самом деле Бабель родился в Николаеве, сначала учился там в школе, а потом уже переехал в Одессу. Ни в своей биографии, ни в разговорах сам Бабель об этом не упоминал, хотя не понятно, почему надо было об этом умалчивать. Но такая была натура у этого человека: то опускать что-то из своей жизни, то, наоборот, выдумывать, разыгрывать роль и выдавать себя за того, кем в действительности никогда не был".
Доподлинно известно, что наиболее романтичный период своего детства 1901-1905 гг. Бабель провел именно в Николаеве. Этот период был знаменательным для Николаева как созидательными так и разрушительными делами. В эти годы Николаев продолжал развиваться как кораблестроительный центр и крупный порт по заморской торговле. В 1900 году была учреждена городская бесплатная лечебница с удивительным архитектурным решением, 26 сентября 1901 г. в Николаевском адмиралтействе со стапелей крытого эллинга, построенного еще при М.П.Лазареве, спустили знаменитый впоследствии броненосец "Князь Потемкин Таврический", впитавший в себя все достижения науки и техники того времени. В том же году в городе организован Клуб мастеровых и техников. В 1902 году произошло два знаменательных события: открытие городской электрической станции, осветившей дома горожан и центральные улицы Николаева, и образование Среднего механико-технического училища, на базе которого спустя некоторое время образовался Николаевский кораблестроительный институт. В 1904 году в Николаеве в районе Спасско-Вокзального шоссе была обнаружена пресная вода и началось строительство городского водопровода. 1 мая 1903 года в Николаеве произошло массовое стихийное празднование рабочих Адмиралтейства и большинства рабочих Французского и Черноморского заводов, в этом же месяце проведена большая экономическая забастовка. Одновременно в Николаеве создаются еврейские союзы "Бунд", и "Поалей-Цион", но к концу года рабочие кружки были разгромлены, а их руководители и активисты арестованы и высланы. Наступил мрачный и кровавый 1905 год. В Николаеве после взрыва Козловым 15 июня на улице Соборной в полицместерстве бомбы было введено военное положение. Наступила осень, которая принесла новые кошмары: 19 и 20 октября 1905 года вспыхнул очередной еврейский погром: толпа в отместку за революционные события громила и убивала несчастных людей только потому, что они принадлежали к иной вере.
Итак, годом раньше в 1904 г. Исаак Бабель подал документы в Николаевское коммерческое училище им. графа C.Ю. Витте. Любопытный, остроумный , не лишенный чувства юмора будущий писатель, хоть и "в детстве учился плохо" без особого труда сдал все три вступительных экзамена на отлично, но строка аккуратно выведенных карандашом оценок в экзаменационной ведомости 1904 г. заканчивалась необъяснимой с точки зрения детской логики надписью: "отказать в виду отсутствия вакансий". По непонятным причинам так и не стертые рукой сурового экзаменатора, выведенные карандашом отметки "отлично" до сих пор сохранились на пожелтевшей ведомости в Николаевском областном архиве. Будущий писатель вряд ли догадывался, что за суровостью и строгостью экзаменатора в тот обычный вторник 1904 г. рядом с экзаменационной ведомостью у директора коммерческого училища лежал циркуляр Министерства промышленности и торговли, устанавливающий квоту для приема в коммерческие училища еврейских детей. Но желание юного Бабеля, упорство и целеустремленность, передавшаяся ему от бабушки Хаи-Леи Тодресовой взяла вверх и его зачисляют на подготовительные курсы. Кстати о бабушке Бабеля по материнской линии Хаи-Леи, передавшей внуку непревзойденный еврейский юмор, уходящий корнями в город Броды - "столицу" евреев Галиции стоит рассказать подробнее. Родившаяся в 1841 году в Одессе Хая-Лея нигде и ничему не обучалась, по-еврейски читать-писать не умела, что впрочем, не мешало ей вполне сносно управляться со своей овсяной лавкой, оказавшейся после смерти мужа серьезным подспорьем и единственным источником существования. Привязанность Хаи-Леи к внукам была вполне оправданной. Первой порадовала Хаю-Лею внуками старшая дочь Фейга, которая вышла замуж за Эммануиля Бабеля в 1890 году, в 1891 году родила первенца, названного в память деда Ароном, в следующем году- дочь Анну, а через год- Исаака , будущего писателя. Через несколько лет Бабели уехали в Николаев, где Эммануил Исаакович поступил на службу в фирму Бирнбаума по торговле сельскохозяйственными машинами. Именно в Николаеве умерли Арон и Анна , а в 1897 году дочь Мэри. Кладбище, где они похоронены снесено с лица земли и сейчас на нем находится Николаевский зоопарк, где до сих пор, по непонятным причинам, время от времени умирают животные, оказавшиеся, вероятно, беззащитными перед израненными душами разрытых могил. Хая-Лея любила внука Исаака Бабеля строгой, требовательной любовью, была уверена, что ее внуку предстоит прославить их фамилию, и сердилась , когда в любви этой кто-нибудь даже робко пытался соперничать с ней. Пожалуй ее единственным соперником в любви к внуку была бабушка по отцовской линии Миндля Ароновна. После смерти мужа Лейба-Ицхока, о котором не знавший деда внук напишет в рассказах "В подвале", и "Пробуждение" , Миндля Ароновна жила в семье своего сына Маня Ицковича, в миру Эммануила Исааковича- отца писателя, где - на Ришельевской,17 умерла от пневмании в 70-летнем возрасте весной 1913 года. А через 11 лет на том же печальном 2-м еврейском кладбище навсегда упокоился Мань Ицкович, оставшийся не удел одесский предприниматель, представитель множества всемирно известных компаний по производству сельскохозяйственных машин. К стати, до сих пор у авторов этого очерка хранится один из первых Одесских холодильных шкафов, произведенных, как утверждают коллекционеры, на предприятиях Ицковича. От Миндли Ароновны Бабель не осталось даже могилы на 2-ом еврейском кладбище, давно и безжалостно пущенном под бульдозер. Когда умерла Миндля Ароновна, Бабеля в Николаеве и тем более в Одессе уже давно не было. Он учился в Киевском коммерческом институте. Спустя два года , ему вспоминалась бабушка Миндля , ее жарко натопленная комната, ее "фаршированная рыба с хреном" ради которой стоит принять иудейство, и он написал рассказ "Детство. У бабушки", который был впервые опубликован лишь в далеком 1974 году. Потом в память бабушки он назовет персонаж своего рассказа -кухарку Песю-Миндл, что служила на постоянном дворе Любки Казак. Но сама Миндля Ароновна скорее всего, ни к Молдованке, ни, к тем более, к постоянному двору, никакого отношения не имела. Версию поиска давних следов бабушки Бабеля как о хозяйке постоялого двора на Молдованке стоить искать как раз не в Одессе, а в Николаеве, когда в городе селились евреи из разных местечек великой России.
Итак, в 1905 году Исаак Бабель сдает вступительные экзамены и поступает в Николаевское коммерческое училище им. графа C.Ю.Витте, но вскоре после еврейских погромов, как уже отмечалось, прокатившихся 19-20 октября 1905 г. по городу Николаеву семья Бабеля переезжает в Одессу.
Бабель увлекается историей, успешно изучает языки - немецкий, английский. Французский давался ему настолько легко, что он даже пробовал писать на нем рассказы, подражая Мопассану, но вскоре бросил. Бабель участвовал в любительских спектаклях и сочинял пьесы, что было вполне естественным для той культурной среды, где он общался. Завершив образование, он не пошел по финансовой части, а стал служить в книжном издательстве. Это время домашней жизни позже вспоминалось им почти как идиллическое.
Одесса его детства, юности - яркий, колоритный, праздничный мир, который он любил, куда, уезжая, стремился вернуться. У жителей города был свой особый говор, бытовой уклад и редкостное чувство юмора. Свою лепту в одесский характер внесли украинцы, евреи, приехавшие из польских и белорусских местечек, русские, молдаване, греки. Сгустком энергии Одессы была Молдаванка - район около железнодорожно-товарной станции, где обитали извозчики, грузчики, налетчики и воры, - персонажи "Одесских рассказов" Бабеля. Писатель даже снимал на Молдаванке комнату, чтобы поближе узнать их жизнь, но продолжалось это недолго. Его квартирного хозяина убили бандиты, так как он нарушил законы воровской чести. Какие бы драматические события ни происходили в бабелевской Одессе, он всегда ими любуется, рассматривает их как бы сквозь цветные стеклышки калейдоскопа. Он взял мир бедного дворового быта, его населяют вульгарные люди - слободские, местечковые, лишенные народной культуры и не приобретшие культуру элитную. Все они составлены из противоречий - ромбов, полосок, квадратов, как на картинах кубистов. Бабель творит из их жизни романтически напряженный карнавал, бал. Вот, например, он пишет: "Факелы огненными розами расцветали на черной земле". А рисует он картину малоприятную: бандиты режут коров во дворе богача Тартаковского. Кровь льется на землю, "бабы визжат под дулами дружелюбных браунингов". Бабель создал образ Одессы, в которой для него нет ничего, достойного презрения. Это просто город с его частной жизнью, и плохой, и хорошей. В 1916 году Бабель приехал в тогдашнюю столицу России Петербург с твердым намерением жить писательским трудом. Ходил по редакциям издательствам, предлагал свои рассказы, но безуспешно. Ситуацию осложняло то, что Бабель жил в Петербурге на нелегальном положении. В Российской империи существовала не только квота на обучение еврейских детей, с которой он столкнулся в далеком 1904 году в Николаеве, но и так называемая черта оседлости для евреев, когда без специального разрешения они не могли селиться в крупных городах. Грустно и холодно "с фальшивым паспортом" было в студеном Петербурге одесситу, выросшему у теплого моря. Надеясь на помощь знаменитого писателя Максима Горького, Бабель отнес ему свои произведения. Горький их прочитал и дал совет - "идти в люди", набираться жизненных впечатлений, как когда-то сделал он сам.
Семь лет Бабель ездил по стране, сменил множество профессий. Это были годы социальных бурь и потрясений - свержение монархии, революция 1917 года, гражданская война. И вполне понятно, почему перед тем как отправиться в Первую конную армию товарища Буденного в качестве военного корреспондента газеты "Красный кавалерист", Бабель выправил себе документы на имя Лютова Кирилла Васильевича, по национальности русского, православной, как водилось на Руси со дней Владимира Равноапостольного, веры. В 1918 году служил в продовольственных экспедициях, а где кончались продовольственные экспедиции и где начинались карательные экспедиции, этого в те дни никто не мог сказать. В 1919 году Бабель участвует в боевых действиях в составе Первой Конной Армии, которая воевала на фронтах гражданской войны. Он ведет дневник, ставший основой цикла рассказов "Конармия", опубликованного в 1923 по 1926 год. Эти рассказы приносят ему славу и одновременно ненависть таких могущественных лиц, как, например, командующий Первой Конной армией Буденный, герой гражданской войны и будущий маршал. В 1924 году в журнале "Октябрь" командарм Буденный объявил, что рассказы о Конармии - это "вонючие бабье-бабелевские пикантности" и "требую защитить от безответственной клеветы тех, кого дегенерат от литературы Бабель оплевывает художественной слюной классовой ненависти". Жестокая правда о войне, о красных конниках, среди которых было немало головорезов, возивших за собой телеги для награбленного добра, не вписывалась в романтическую революционную идеологию. Врагов среди представителей новой власти писатель нажил себе достаточно. Если бы не защита Горького, то неизвестно, что бы с ним тогда случилось. Горький вступился за Бабеля, сравнив его с Гоголем, поставив бабелевских казаков выше гоголевских. Полемика продолжалась несколько лет, и в 1928 году в письме Буденному Горький писал: "Вы можете физически уничтожить его (Бабеля), возбуждая ваших бойцов против человека, оружие которого - только перо". "Конармия" пришлась по душе писателям Маяковскому, Есенину, Андрею Белому и Фурманову. Вскоре появились и первые переводы. На испанский "Конармия" была переведена уже в 1928 году. Большой успех сопутствовал французскому изданию. Бабель приобрел таких выдающихся читателей, как Ромен Роллан, Анри Барбюс, Мартен дю Гар. В числе поклонников творчества Бабеля были Томас Манн и Лион Фейхтвангер. Европейская известность нисколько не изменила характер и привычки Бабеля. 0н был равнодушен к материальным благам, почти не имел имущества. Раздаривал свои вещи, если заводились деньги - раздавал их всем подряд. А сам случалось, сидя без копейки, выпрашивал в издательствах авансы под ненаписанные еще произведения. Подолгу не жил в одном месте, осваивал новые профессии. Работал инструктором на конных заводах. Изучая сельский быт, служил в правлении колхоза. С энтузиазмом в качестве редактора готовил специальный выпуск журнала "СССР на стройке", посвященный выращиванию свеклы. Бабель и публицистика - это отдельная тема, потому что за строчками газетных заметок - совсем другой автор. Не тот, который в одной фразе может дать исчерпывающую характеристику, герою, а в двух-трех фразах сказать столько, что иному на целую повесть хватит. Газетно-журнальный Бабель - идеологически правильный, вооруженный революционной лексикой вместо юмора. Он своими статьями делает реверанс в сторону партийного начальства, но понимает, что это в общем-то бесполезно, от судьбы не уйдешь. В 30-е годы набирает ход страшная машина сталинских репрессий. После смерти Горького Бабель произнес предвосхищающую события фразу: "Теперь мне жить не дадут". Бабель знал, что Горький неоднократно встречался с Г.Ягодой по поводу непонятной обстановки, созданной вокруг него. Его дом и дача были под неусыпным наблюдением чекистов. Бабель отрицательно относился к тому, что происходило в Горьковском доме. Когда Горькому что-либо не нравилось, он барабанил пальцами по столу и молчал. В последнее время Горький, как замечал Бабель, часто прибегал к этому самовыражению. В это время были арестованы и погибли в лагерях многие друзья, знакомые Бабеля. Первого февраля 1937-го года "Литературная газета" дала статью Бабеля "Ложь, предательство и смердяковщина" - о втором московском процессе, о людях , сидящих на скамье подсудимых, которые хотели продать первое в мире рабочее государство фашизму, военщине, банкирам, самым отвратительным и несправедливым проявлениям материальной силы на земле". "Расстрелять всех до единого" - нота эта была Бабелевская и эту трагическую страницу его жизни не переписать. Недолговременное сотрудничество Бабеля с иностранным отделом Петроградского ЧК , тоже малообъяснимо с точки зрения исключительной нужности для ЧК прекрасно владеющего несколькими языками человека, к тому же прекрасному переводчику каким и оказался Бабель. Утверждения, что работая в Петроградском ЧК Бабель часто спускался в подвалы, часами наблюдая мучения обреченных и пытки репрессированных даже сам Бабель никогда не отрицал, отнеся это к "жадному познанию жизни".
Здесь как раз стоит рассказать и о другой жизни Бабеля - полной романтизма, высоких чувств, трепетности и обожания. Пятью годами раньше, в 1932 году на домашнем обеде у Ивана Павловича Иванченко , начальника "Востокстали" Бабель познакомился с Антониной Николаевной Пирожковой, инженером-транспортником по специальности и будущей женой писателя. В то время Бабель был женат на Евгении Борисовне Гронфайн, проживающей в Франции, имел трехлетнюю дочь Наташу, которую к тому времени еще ни разу не видел. В Брюсселе жила его мать и сестра с мужем.
С самого первого дня знакомства с Антониной Николаевной Пирожковой и до последнего дня они с Бабелем обращались друг к другу только на "вы" и дело не в 15-летней разнице с мужем, а пожалуй в чистой, естественной атмосфере их взаимоотношений. " Принцесса Турандот" так назвала Антонину Николаевну начальник отдела кадров "Востокстали" с недвусмысленной фамилией Красная, находящаяся под впечатлением от гастролировавшего тогда на ударной стройке Московского театра им. Вахтангова и возмущенная поведением Антонины Николаевной, которая выбила для себя у начальства самый высокий оклад и комнату. "Это вот инженер-строитель по прозванию "принцесса Турандот" - именно так впервые представил Бабелю Антонину Николаевну Пирожкову - будущую супругу писателя начальник "Востокстали" Иванченко. Бабель всячески ограждал Антонину Николаевну от среды, в которой сам общался и работал. "Жены наших писателей чаще всего фальшивы, изменяют своим мужьям … и знают когда надо хвалить Маяковского и ругать Есенина, а когда наоборот. Вы окружены гораздо более чистой атмосферой, чем наша писательская среда".
Именно на этот период приходится наиболее обсуждаемая интимная тема многолетней дружбы Бабеля с красавицей Евгенией Ежовой, женой Николая Ивановича Ежова, сталинского наркома, Генерального комиссара государственной безопасности, приравненного по званию к Маршалу Советского Союза, которое в первые было введено в СССР в 1935 году и того же дня присвоено предшественнику Ежова - Наркому внутренних дел Генриху Ягоде. Бабель был знаком с Евгенией Соломоновной еще по Одессе, когда она работала в одном из одесских издательств. Ежов временами устраивал супруге невыносимые допросы и сцены ревности, выворачивал в доме все вещи в поисках любовных писем Бабеля, устраивал слежку. Не без его участия была арестована сестра Евгении Ежовой. Прошло немного времени и Евгения Ежова застрелилась. Надо отдать должное в отношениях с Евгенией Ежовой Бабель всегда выдерживал малообъяснимое внутреннее расстояние и однажды на вопрос Евгении Соломоновной: "Что думает обо мне Антонина Николаевна" Бабель ответил только в присущей ему манере: Антонина Николаевна - трудящаяся женщина, а Вы накрашенная сановница".
Но неизменным достижением Ежова был арест его предшественника Наркома Внутренних дел СССР Генриха Ягоды, уникального по бездарности человека, вообще не имеющего никакого образования, работающего в свое время на царскую охранку, подделавшего дату своего вступления в РСДРП с 1917 на 1907 год и к тому же до 1913 года ярого анархиста и первого помощника некого руководителя анархистов Чемборисова. Страстный любитель помпезности и роскоши Генриг Григорьевич имел еще и патологические сексуальные отклонения. 4 апреля 1937 года при обыске на квартире Г.Ягоды обнаружили более 3 000 порнографических снимков с участием жен видных деятелей партии, науки, культуры и армии, в том числе и обнаженную супругу Ежова. "Нужно все отрицать и на все отвечать "нет" - посоветовал Г.Ягода, осмелевшему Бабелю задать вопрос о поведении при допросах. Бабель постепенно осознавал масштабы набирающей невиданный размах репрессивной машины. "Очень сожалею, что когда мог это сделать, я всех вас не расстрелял" - заявил Г.Ягода новому наркому внутренних дел Ежову и прокурору процесса Вышинскому, к стати, подписавшему в свою бытность приказ на задержание самого Ульянова-Ленина в Петербурге. Вряд ли догадывался Бабель следя за процессом над Генрихом Ягодой, который как и полагается, в конце концов, сознался в участии и убийствах Менжинского, Куйбышева, сына Горького и самого Алексея Максимовича, ну, и разумеется, в подготовке покушения на самого Ежова, что в середине марта 1938 года и Рыкова, и Бухарина и Ягоду расстреляют, а спустя ровно два года, таким же мартовским утром 1940 года его тоже поглотят жернова запущенной машины смерти.
15 мая 1939 года на даче в Переделкино, которую арендовал Бабель чтобы закончить свой заветный труд - новую книгу рассказов , его арестовали и того же дня доставили в Москву на машине НКВД. Ничего особого в его аресте не было, где-то в 4.30 утра сотрудники НКВД приехали на московскую квартиру писателя на Большом Николо-Воробинском переулке 4 кв.3. Не застав Бабеля дома и забрав с собой супругу писателя поехали в Переделкино. Антонина Николаевна тихонечко постучала в дверь и, совершенно ошеломленная внезапностью ворвавшихся в комнату чекистов, увидела Бабеля с приставленными к стенке руками. Но Бабель даже в такой обстановке не переставал оставаться самим собой. Время от времени засыпающего в машине по дороге в Москву чекиста Бабель придерживая рукой с иронией спросил: "А что, спать приходится мало?" Выйдя из въехавшей во двор Лубянки машины, Бабель крепко обнял и поцеловал Антонину Николаевну и вдумчиво произнес: "Когда-то увидимся". Это был последний миг их последней встречи, они никогда больше не увидели друг друга.
Писателя сначала арестовали, а уж потом состряпали обоснования. До сих пор ходят слухи, что Бабеля арестовали ошибочно, вместо Всеволода Мейерхольда, того самого Мейерхольда, который набрался наглости назвать театр своим именем и открыто называющий себя с Буниным "самым крупным белогвардейцем внутри СССР". Следует признать, что большинство сплетен и наговоров, связывающих в то время Бабеля с театром Мейерхольда были связаны исключительно вокруг его романа с актрисой театра Мейерхольда - Кашириной Тамарой Владимировной, родившей от него сына Мишу, о котором Бабель тщательно умалчивал всю жизнь. Ошибочность ареста Бабеля было не что иное как домыслы репрессивной машины, в жерновах которой оказались и Мейерхольд, и Бунин и Бабель. Во многих автобиографических очерках о Бабеле с доподлинной точностью упоминается, что арестовывал Бабеля еще сам Ежов, который по его же словам был с Бабелем чуть ли не лучшим другом. Но протоколы допросов Ежова, полученные из Москвы свидетельствуют, что уже 11 мая 1939 года, то есть за четыре дня до ареста Бабеля, комиссар госбезопасности Кобулов допрашивал "маленького гиганта большой чистки" Н.Ежова, который на вопрос о Бабеле отмечал:…"как мне известно, за последние годы Бабель почти ничего не писал, все время вертелся в подозрительной троцкистской среде и, кроме того, был тесно связан, с рядом французских писателей, которых отнюдь нельзя отнести к числу сочувствующих Советскому Союзу. Я не говорю уже о том, что Бабель демонстративно не желает выписывать своей жены, которая многие годы проживает в Париже, а предпочитает туда ездить к ней". На допросе Ежов показал, что Евгения Соломоновна, жена его, "…с Бабелем знакома, примерно с 1925 года. Всегда она уверяла, что никаких интимных связей с Бабелем не имела. Связь ограничивалась ее желанием поддерживать знакомство с талантливым и своеобразным писателем. Бабель бывал по ее приглашению несколько раз у нас на дому, где с ним, разумеется, встречался и я". Здесь следует напомнить, что разговор этот, отраженный в протоколах допроса, происходил в пасмурный, не по-весеннему холодный день, 11 марта 1939 г., а не 10 июня 1939 года, как считается во многих справочниках. Именно 10 апреля 1939 года бывший заместитель Ежова Лаврентий Берия захлопнул двери Лубянки за самым "кровожадным наркомом", а 04 февраля 1940 года, по словам очевидцев, в сыром подвале Сухановской тюрьмы маленький 164 см. тщедушный человек долго метался меж четырех стен, уварачиваясь от пуль. Но это уже напоминало скорее конвульсию. Живым их этого подвала не выходил еще никто. Николай Ежов, организовавший с 1936 года за Бабелем слежку, но так и не успевший его арестовать, был расстрелян за шпионаж и измену Родине, которые он никогда не совершал. И не смотря на исторические, политические, моральные, правовые и коньюктурные аспекты перестроечного 1988 года, решением Верховного Суда России Николай Ежов навечно остался в списках палачей и негодяев ХХ-столетия, не подлежащих реабилитации.
И так, только в июне 1939 г., через 35 дней после ареста, Лаврентий Берия подписал постановление на арест Бабеля. Лейтенант Сериков, по иронии судьбы созвучный с Булгаковским Шариковым, выискивая улики, перерыл кучу дел по широкому кругу общения Бабеля и нашел искомое. Еще один арестованный "троцкист-террорист" Семен Урицкий рассказал, что встречался с Бабелем на квартире Евгении Ежовой, а это было больше чем успех- раскрыто вражеское гнездо во главе с арестованным шефом Ежовым, жена которого покончила с собой. "Писатель должен писать искренне, а то, что у него есть искренне , то напечатать быть не может, оно не созвучно с линией партии"- цитировал Бабеля на показаниях С.Урицкий. На допросе 22 мая 1939 года Урицкий сообщил: "Встречался с Бабелем в обществе с Гладун, Утесовым. Бабель высказал свое несогласие с линией партии". Показаниями от 22 мая лейтенант Сериков обосновал арест писателя, произведенный неделей раньше. Вина же Бабеля перед Советской властью была доказана исключительно на основании агентурных данных. "Люди привыкают к арестам , как к погоде. Ужасает покорность партийцев и интеллигенции к мысли оказаться за решеткой. Все это - характерная черта государственного режима. Идеология дала исполнить приговоры над Каменевым и Зиновьевым" - данное ноябрьское 1934 года донесение "Источника" было больше чем приговор, а роковое февральское 1938 года донесение "…руководство ВКП (б)становится беспощадным: арестовать и расстрелять!" - облюбовывал сам Ежов. Это были сексоты, фамилии которых надежно спрятаны в сверхсекретных сейфах по сей день. Одним из них, как оказалось позже, и был литературовед Эльберг, приставленный к Бабелю НКВД, как никто знающий и обхаживающий своим вниманием семью Бабеля и сыгравший в этой трагедии, судя по всему, основную роль. После далекого ХХ съезда партии его признали осведомителем и приняли решение выгнать из партии и исключить из Союза писателей, но не смотря ни что этот стукач и негодяй спокойно жил и продолжал еще долго писать свои статьи и мемуары.
25 января 1954 года жена Бабеля А.Пирожкова обратилась с просьбой к Генеральному прокурору СССР Руденко: "Мой муж… осужден сроком на 10 лет без права переписки. По справкам, полученным мною от МВД СССР, он жив и содержится в лагерях. Прошу Вас пересмотреть его дело для возможности облегчения его дальнейшей участи".. Спустя 15 лет после ареста Военная коллегия, на обращение Жены Бабеля Антонины Пирожковой 25 января 1954 года сообщила в Главную военную прокуратуру, КГБ и МВД : "Пирожковой объявить о реабилитации Бабеля и том, что он отбывая наказание в местах заключения, умер … 17 марта 1940 года" Эта дата по сей день значится во многих энциклопедиях и справочниках.
И так, 17 марта 1940 года в мире был обычным воскресным днем. В г. Николаеве, где прошло детство писателя шел теплый дождик. Первые страницы газет рассказывали о трудовых свершениях николаевских судостроителей, о провокациям на советско-польской границе, в г. Москве известный писатель Борис Николаевич Полевой, будущий автор "Повести о настоящем человеке" готовился отметить свой 32-ой День рождения, два предсерийных танка Т-34 своим ходом дошли в Москву. Этот пробег с участием главного конструктора был невероятен по напряжению. Танки добирали необходимый километраж, торопясь к назначенному на 17 марта 1940 г. правительственному смотру и немедленному запуску Т-34 в серийное производство и поставки в войска. 17 марта 1940 г. фашистская Германия готовилась к "блицкригу" против Франции и Голландии, при этом в полученном в этот день начальником штаба группы армий "А" генерал-майором Зоденштерном письме от начальника генерального штаба сухопутных войск Гальдера, одержимого тягой к реваншу и жаждой завоеваний генерала выражалось сомнение в перспективе на успех операции "Гельб", в Берлине состоялся благотворительный концерт музыкальных виртуозов в Шуман-зале в пользу русских детей-сирот. В далекой Америке корпорация "Виллис" начала производство джипов, а в спортивной Канаде 17 марта 1940 года впервые в истории НХЛ, хоккеисты одного звена - Милт Шмидт, Вуди Думарт и Бобби Бауэр, нападающие "Бостон Брюинз", финишировали на трех первых местах в списке лучших бомбардиров Лиги. Индия праздновала своего обладателя самых длинных (90 см.) усов в мире. В тот же день 17 марта 1940 года состоялось торжественное открытие Сан Карлос де Барилоче - одного из наиболее посещаемых туристических центров Южной Америки и самых известных горнолыжных курортов, особенно любимых европейцами в разгар европейского лета с главной его достопримечательностью - Эль Сентро Сивико.
"Бог все-таки есть…" именно эта фраза произнесенная Бабелем перед смертью слетела перед расстрелом с тонких дрожащих губ Генриха Ягоды в застенках своего родного учреждения, но услышанная от Ежова и, вероятно, запасенная Бабелем для очередного персонажа, оказалась последним ответом писателя, глядящему сквозь прорезь прицела палачу. "Да, куда же мне в музей, я ведь еще начинающий, я еще и писать как следует не научился, - объяснял Бабель незадолго до ареста свой отказ художнику Араму Ванециану нарисовать портрет Бабеля и решительно ответил, - нет, мне еще рано в музей". Зарисовки Арама Ванециана, выпускника легендарного Вхутемаса, иллюстратора произведений Лермонтова, Пушкина, Салтыкова-Щедрина, Толстого и Чехова остались, по-видимому, последним изображением Бабеля, исполненным рукой художника. Через несколько месяцев на него глянул холодный зрачок объектива фотоаппарата на Лубянке. "Мне еще рано… бог все-таки есть…"- вот так закончились мистификации и метаморфозы Исаака Бабеля - гениального летописца "Конармии", снискавшего ей рядом с собою приют в истории, где есть тлен, но нет забвения. Ему было 46 лет.
Именно в этот день 17 марта, совершенно не договариваясь родились и авторы этого очерка, попытавшиеся собрать утраченные, потерянные, оборванные на полуслове, полувздохе, неподкрепленные грифами и печатями в непримиримом хронологическом противоречии, посыпанные пеплом сожженных рукописей слова, которых уже никто никогда не прочтет. Но осталась память, простая человеческая память, как кровоточащая, не заживаемая рана, как напоминание о всепокаянии за страну, за всех нас, с такой легкостью отдавших великого писателя на растерзание палачам, а по этому имеющих право только на всепрощение перед светлой его памятью, перед памятью о великом Исааке Эммануиловиче Бабеле. В 1996 году в США вышла книга вдовы Бабеля "Годы, прошедшие рядом" ("By his side") Антонины Пирожковой. Ей сейчас почти девяносто, она переехала на постоянное жительство в США вместе с дочерью Лидией Бабель 1937 года рождения. Они живут в предместье Вашингтона, в доме внука писателя. Он получил в России театральное образование, в Америке имеет свой театр, ставит пьесы, принадлежащие перу деда. И каждый год 13 июля накануне дня рождения Бабеля он обязательно приезжает в Москву, чтобы посетить его могилу на территории Донского монастыря, где покоятся также Михоэлс и Эрдман, его друзья, "талантливейшие и остроумнейшие люди с неповторимым внутренним обаянием".
"К Бабелю на Украине относятся равнодушно"- с неподдельной правдой и тревогой как-то отметила Антонина Николаевна Пирожкова, пожалуй, единственный человек, имеющий на это полное моральное право. Ее мытарства по поводу разрешения на установку в Одессе мемориальной доски Бабеля, название улицы его именем, известны только ей одной. Но есть на Украине уголок, где Бабеля боготворят, по крупицам собирают и оберегают память о нем. Это - город Николаев. В далеком и родном для Бабеля городе Николаеве 23 августа 2001 года на здании бывшего коммерческого училища имени графа С.Ю.Витте, где в 1904-1905 гг. учился юный Бабель на средства горожан, в присутствии сотни людей была открыта мемориальная доска великому писателю Исааку Бабелю, спустя десятилетия вернувшемуся в маленький провинциальный город, в котором он провел около 8 лет своего детства, а поэтому претендующий в истории на город, улицы и маршруты которого привели будущего писателя к письменному столу.
Воплощенный в черном мраморе, он с присущей только ему неподдельной улыбкой и чрезмерным "бабелевским любопытством" все также доподлинно всматривается в прохожих и в наступивший ХХІ век, оставляя нам запомнившееся ему с феноменальной точностью слова великого и "первого николаевского гражданина" Михаила Лентьевича Фалеева: "…со всех тех, кои должны мне по векселям и щетам, не взыскивать ничего, по смерти моей возвратить им векселя и щета уничтожить". Таким он продолжает смотреть на всех нас, растертый жерновами жестокого времени, великий и непонятный, обруганный и признанный, отвергнутый и очень близкий. А мы все также кричим и ниспровергаем, боготворим и самоутверждаемся мелкими уколами в его адрес. Но есть в этом какая-то странная закономерность о торжестве высшей справедливости, время от времени обретаемой и тут же непростительно исчезающей в надежде быть замеченной, подхваченной какой-то случайностью обстоятельств, не дающей после себя покоя, с неумолимым желанием уберечь всех нас от забвения. Именно таким маленьким торжеством справедливости и стала мемориальная доска великому Бабелю, инициатором создания которой выступил директор НОД АППБ "АВАЛЬ" Прудкий С.В., вернувший Николаеву утраченного и обретенного Бабеля.
г.Николаев
В статье использованы материалы: Евгения
Ермакова, Ростислава Александрова, Ирины Коциной, Юлии Горячевой, Владимира
Широченко, Александра Лукьянова, Любови Кузнецовой, Михаила Гольденберга,
Аркадия Львова, Игоря Кузнецова, Леонида Млечина, Юрия Крючкова. Особая благодарность
директору Николаевского областного архива Окороковой Людмиле Ивановне.